Спустить кого-нибудь с верхнего лагеря с «острым животом» – событие. Потерпевший едет в рюкзаке с отверстиями для ног на спине любого мужика-инструктора в свете керосиновых факелов на сложных участках, на остальных достаточно света аварийных фонарей. Как только становится известно по телефонной связи про заболевшего, с Базового лагеря в цивилизацию выходит скорая бригада, не меньше четырех человек. Её задача – вызвать «скорую помощь», чтобы к моменту доставки пострадавшего машина с врачом была в самой ближней части к Базовому на проезжей дороге. Туда немедленно, без остановок, добирается вся процессия. С пациентом в больницу уезжает взрослый сопровождающий. За 5 или 6 аппендицитов, которые произошли у нас за сорок лет, успели на операционный стол все, обошлись без перитонитов. После больницы справно зашитый «животный» обитал у нас в квартире еще дней десять, до полного восстановления, и еще месяц не носил и не поднимал груз.
С фруктовыми поносами, настойчивыми в августе, справлялись на месте в течение 1-2 суток. Если было подозрение на серьезное заболевание, спускали вниз. Простудные заболевания были редкостью, а такой эксклюзив, как «земляничное отравление» случился только один раз на Валдае, когда Мих съел невероятное количество земляники, к ночи стал бредить в жару и грозился «поправить земной шар через осевую основу». Кроме высоченной температуры за сорок никаких симптомов не было. В четвертом часу утра я понес его на дорогу, где с рассветом на попутном грузовике нас доставили в город Валдай, в районную больницу. Там я и услышал неведомый раньше диагноз: «земляничное отравление».
Так же тревожно и непонятно было на хребте Мжецу, – один из верховых ручьев одарил нас водой с высоким содержанием свинца. Температура тел упала, слабость косила всех, и опять не было никаких ориентирующих симптомов. Мы притащили левый автобус прямо в лес, погрузили в него всю группу и вывезли в город, захватив с собой пробы воды на всякий случай. Пробы содержали свинец, на все наличные деньги было закуплено молоко, и уже через час все были здоровы и справно гомонили; спрашивали, когда пойдем обратно в лес из душного города.
Сибирский детдомовец Звездочка однажды сильно заболел на склоне над Агопсом. Склон был крутой, лагерь стоял на нем на специальных опорах, а костер горел в ветровальной ямке. Звездочке было лет десять, худого и легкого его было очень просто отнести вниз, но он отказался.
– Я так болел уже, когда маленький был, и мамка была. Мамка сварила мне супчик, и я поправился. Свари мне супчик, Юр. И я поправлюсь.
Жесткий струйный ливень навалился на склон, верховая вода пошла по ним ручьями, и стало ясно, что внизу вспухшую Пшеху уже не перейти. Я сварил супчик в солдатском своем котелке из кусочка сала, луковицы, картофелины и морковки. Чуть посолил, бросил лавровый лист. Какой супчик мамка варила Звездочке, я не знал.
– Вот супчик, – сказал я. – Подожди – чуть остынет.
Звездочка зачарованно кивнул, не сводя глаз с супчика. Лицо его светилось.
– Мамка Юрка, – сказал он.
– Хлеба дать кусочек? – спросил я.
– Да. Давай
.
Я полез в продуктовку за хлебом и обнаружил там еще вполне справную чесночину, отбившуюся от головки. Вернулся к палатке с куском хлеба, чесночину почистил и порезал в супчик.
– Вот! – обрадовался Звездочка, понюхав котелок. – Теперь точно такой! Как ты узнал, что надо такой?
– Очень просто. Когда варил, мне твоя мамка все с неба подсказывала.
– Ух ты! – обрадовался Звездочка и взялся за ложку.
Я и вправду, когда варил, призывал в помощь уже давно живущую на небе душу Звездочкиной мамки. Он все съел и крепко заснул.
К утру Звездочка был здоров и рвался работать, но я попросил его денёк полежать. Мамкины супчики, творящие чудеса, бесспорно существуют. Их свойства – не от компонентов, а из особенностей приготовления. Наш с вами сынишка Звездочка страдает, болеет, и все мы тогда – мамки, которые умеют сварить супчик.
Звездочке просунули в больничную палатку мою гитару, и он отвлекся от нее только на время обеда, к вечеру выучил три аккорда и песню Визбора.
«С моим Серегой мы шагаем по Петровке.
По самой бровке. По самой бровке.
Жуем мороженое мы без остановки.
В тайге мороженое нам не подают…».
Дождь к полудню кончился, напитав влагой листья и стебли, оставив сияющие на солнце изумруды и лазуриты капель. Внизу, в приступе большого паводка, шумел Агопс.