В основе бед школы как таковой лежит обязательность среднего образования. В основе успехов Тропы – добровольность участия в общем деле. Тропа никого не «вовлекает», она дает возможность в ответ на желание. Школа же должна «охватить» каждого, поэтому так много проблем в школьном воспитании, если оно еще где-то осталось.
Когда отпетые двоечники и хулиганы, доносчики, ябеды, криводушные помощники имеют явное преимущество в успешности над моральными, добросовестными, честными в своей вдумчивости людьми, ни о каком «школьном воспитании» речь вести не стоит. Мурло царствует, владеет, имеет, заказывает музыку, которая оглушает всех пошлостью, в почете всякие «как бы», в почете холопы и прихлебалы, кусочники и блюдолизы, наперсточники и брутальные «сила есть – ума не надо» – кого, как и чем воспитывать?
Образование как дело, как работу, в том числе совместную, никто не воспринимает. Цель каждого – не образоваться, а получить приличную оценку, стать «как бы» образованным. Получить, или купить, или украсть.
В краденной судьбе долго не проживёшь, она всё время будет требовать новых краж, подлогов, грабежей. Чистеньким можно остаться, если имеешь «друзей» среди ментов, среди другой силовой шушеры, всяких прокуроров и гражданинов начальников, или если имеешь «бабки» чтобы эту шушеру ублажать в обмен на укрывательство и лояльность.
Кому нужно такое государство? Людям? Нет, оно нужно мурлу.
Настоящая школа не должна быть детищем и проводником «как бы».
Настоящая школа должна противопоставлять себя гнилому социуму и скользкой «успешности».
Нынешняя школа, как мне кажется, – плоть от плоти нынешнего государственного и общественного устройства. Если точнее – то неустройства. Она исходит из того, что качество ученика можно купить, добыть принуждением и обманом. При чём же тут образование? Ни при чём. «Подвальная» педагогика клубов, отрядов и объединений делала лучше и больше, чем официальная школа. Общество почти не предложило выпускникам подвалов мест в социальных лифтах – государству думающие честные люди не только не нужны: оно настроено к ним враждебно.
Когда Э.Д. Днепров стал вдруг министром образования РФ, он объявил, что «подвальная» педагогика станет ведущей, а кто хочет работать по-старому – тот пусть уходит в подвалы.
Днепров был революционером, видимо, и вполне за это поплатился.
Кому это мы всё время платим собой, своими жизнями и судьбами? Мурлу. Сейчас – это его страна, его государство. Но что делать – это же моя Родина.
Если разделить школы на «для хороших людей» и «для успешных», мурло насторожится и скажет, что такое разделение влечет за собой социальную рознь. Мурло очень хочет прилично выглядеть и быть как человек. Имея у себя государственные рычаги подавления и насилия, оно уничтожит школы для хороших. Для людей. Придется опять в подвалах делать всякие форпосты, но вскоре в стране окончательно прорвет канализацию, а говорить о нравственной чистоте, плавая в таком бульоне, будет весьма затруднительно. Выхода я пока не знаю. Тропа, например, просто ушла в лес, в горы.
Обязательное среднее образование не должно быть обязанностью ребенка, если он свободно не выбрал его как свою обязанность.
«Хорошее воспитание не в том, что ты не прольёшь соуса на скатерть, а в том, что ты не заметишь, если это сделает кто-нибудь другой».
А.П. Чехов.
«Мы можем сделать неравенство незаметным. В этом отношении многое сделают воспитание и культура».
А.П. Чехов
«…Гениальность есть предельная и порывистая, воодушевленная собственной бесконечностью правильность».
Б.Л. Пастернак
Я – собака, понимаю собак, но тут их нет, и ко мне приходят кошки. Веду себя с ними политкорректно, тем более, что они прямым путем идут ко мне, когда их кто-нибудь обидел, обманул или не выказал своего расположения к пушистой их сущности, прошел мимо их величия, правильности, абсолютной честности и воплощения лучших намерений.
Я понимаю котят лучше, чем кошек и котов. Мне понятнее и ближе крысята, чем крысы, и эту мою специализацию души можно протянуть на многих тварей, которые во взрослом возрасте не кажутся привлекательными.
Каждый ребенок – надежда на то, что он не станет «таким как все». Бесполезность таких надежд очевидна, но именно она ведет меня ко всяким детенышам, особенно – к отвергнутым сородичами, непонятым, последним на своей социальной лестнице, увечным и неправильным, как белая ворона или пятиногая собака.
Что они чуют во мне? Вокруг – десятки людей. Незлобивость? Защиту? Поддержку? Политкорректность? Не знаю. Даже если не протяну руку и не почешу за ухом, уходят спокойно-довольные, уверенные, распрямленные. За кусочком сала или селедочной шкуркой они идут к другому человеку. За чем они идут ко мне? За чем?
Этого «чего-то» у меня, видимо, много – хватало на длинную в сотню человек интернатскую вереницу идущих после школьных занятий в жилой корпус. Ткнутся в грудь и через несколько секунд, свободно выдохнув, испытав облегчение, отходят, порозовевшие, с открывшимися глазами, без вечных следов защитной маски на лице.
Знал бы что это, ощутил бы что это, – раздавал бы кусками, грузил бы лопатою во все их закрома – сделайте милость, – берите на здоровье. Но я не знаю что это, не могу его ощутить. Это не Любовь. Любовь делает больно, а это – не делает.
По детдомам в 80-х гуляла детская народная байка, что я всех лечу, взяв их голову в руки. А я помню только один такой случай, когда взял в руки ангинищу сибирского Хромика вместе с его головой. Он тогда закрыл глаза, вскоре порозовел и очень сильно вспотел. Высокая температура упала, краснота глаз и слабость куда-то делись, через 12-15 минут он был здоров, оставалось только выспаться.
Никаким «возложением рук» я не занимался, это было бы смешно. За ухом не чесал, шкурку не скармливал. Что это было?