Шквалы воспитывают быстродумов. Когда группа мгновенно переходит в «авторитарку», мне не надо говорить, кому, как и что надо делать. Достаточно назвать задачи — группа их выполнит. Будут усилены растяжки (тяги) палаток, закреплены или свернуты тенты, продуктовые хранилища, приведена в безопасное состояние аптека, вмиг опустеют все сушилки для обуви и одежды, а костер будет заложен накатом из толстых, не сносимых ветром бревен, которые специально приготовлены в поленнице для таких случаев. Никто не будет метаться в поисках своего действия или участия в коллективных действиях – быстродумы не мечутся, они делают много и быстро, пока лагерь не станет безопасным на шквал.
Речь при аварийных работах почти не звучит, её заменяют междометия и звуковые сигналы.
– М?
– Мгм!
Лес, как всегда, хорошо слышно, группа не застит его своими звуками.
– О! – это значит «обрати внимание!». Вскрик с буквой «а» может означать только сигнал бедствия, просьбу о срочной помощи.
– И? – спрашивает Фенек.
Тут же к нему, держащему тяжелую скатку толстого полиэтилена, выскакивают, выпрыгивают двое свободных и, не теряя темпа и ритма работ, помогают накрыть блок личного снаряжения. Все настроены доброжелательно. Если ты замешкался на несколько секунд, все подождут и продолжат с тобой работу без единого слова, без укора или недовольства. «Взаимная человечность», так точно обозначенная А.В. Суворовым как ценность, живет на Тропе и действует даже в узких и жестких рамках аварийных неотложных работ, когда руководство становится авторитарным.
Среди таких работ есть и те, которые невозможно выполнить в одиночку. Никто не командует – кто с кем что будет делать – как чертики из табакерки к тебе подскочат ближние из свободных. Если смотреть со стороны, то кажется, что все обитатели лагеря танцуют. Так оно и есть, но это рабочие танцы. Из их полиритмии складывается возможность общего, совместного и сообразного моменту действия.
,
Рабочие «танцы» происходят и на самой тропе во время ее прокладки, и на заготовке дров, на всех основных и вспомогательных работах. Танец, конечно, не является целью, он – средство, средство надежное, качественное. То, что сделано всерьез, – разрушится, сломается. То, что сделано играючи, но с любовью, будет жить долго и хорошо работать.
Наблюдать за танцующей по делу командой – занятие эстетически приятное, но редкое, самому тоже надо работать. А уж взять камеру в такие минуты и снимать – это вообще моветон. Один пупок земли с камерой, а вокруг все работают. Пф-ф.
Никто не прекращает работы, если всё везде не сделано полностью. Удовольствие от такого труда свежо и огромно, ритмы шквальных работ еще владеют нашими телами, когда уже баста, закончили, готовы к непогоде.
– Всем в укрытие! – командую я.
Убедившись, что все в безопасности, залезаю в своё, из которого видно весь лагерь и его окрестности. И тут налетает шквал.
Как-то на плато Лагонаки хотели переждать ливень, устроились на полке тропы, накрылись полиэтиленом, но сверху посыпался град величиной с голубиное яйцо. Касок на 12 человек было две, я скомандовал «миски на голову!», быстро вытащили алюминиевые миски, надели их на головы и ойкали только от ударов градин по коленкам и другим мальчишеским не мягким местам. Град по мискам-каскам стучал звонко, а я еще успел скомандовать «вверх не смотрим!», – и обошлось. Солныш дня два прихрамывал, больше ничего. Ну да, несколько синяков на руках и коленях, но синяки очень быстро проходят от мази «Арника», гомеопатической такой мази, от которой «на свежак» проходят любые ушибы, даже боли не чувствуешь. Резервную площадку для отсидки я тогда углядел метрах в восьмидесяти на небольшом гребне между двумя карстовыми воронками, несущими на своих стенах солидные снежники. Эта площадка нам не понадобилась, как и контрольная резервная, которую я на ходу углядел внизу по склону. Особенность таких отсидок еще в том, что каждый тропяной старается надежнее укрыть своего товарища, соседа слева или справа, а они так же заботятся о нём. Редкое дело – затечка, чтобы вода затекла, прорвалась в укрытие, да и от ветра мы защищены надежно. А чтобы не было «обидной» затечки в момент снятия большого полиэтилена или тента, группа работает сосредоточенно, осторожно и слаженно.
Обидную затечку я ощутил в полной мере в 1967 году через только появившуюся штормовку из прорезиненной ткани. Пройдя минут сорок под солидным дождём, я решил всё-таки натянуть капюшон, хотя в нем хуже слышно группу. Капюшон был полон дождевой воды, но я это понял тогда, когда уже натянул его. В какую-то долю секунды мне показалось, что он странно тяжеловат, а в следующую долю секунды я понял, почему.
Тропа, как правило, натягивает на головы капюшоны штормовок только при жестком боковом ветре с осадками (дождь, снег). Средние уши у всех остались без воспалений, но в капюшоне человек хуже и медленнее ориентируется в пространстве, хуже слышит и медленнее принимает решения. Даже стоячий воротник меняет ориентацию в пространстве, что уж говорить про капюшон. Будь осторожен с любой самозащитой. Чем лучше ты защищен, тем меньше от тебя проку для окружающих. А если тебя окружают дети? Сам найди ответ на вопрос и реши его раз и навсегда. Для себя и окружающих. Для детей. Или уйди от них, самозащищённый, в черных доспехах, непроницаемых для душевного тепла и внимания, как всё черное. Черное – это не цвет. Это отсутствие цвета. Это броня, которая действует и внутрь, и наружу, это более тяжелый случай, чем простая шапка-невидимка. Ты не просто невидим в черном, ты не существуешь в черном. Осталось надеть черные очки, и мир исчезнет, как ты для него в чёрном.
Всякие одежды были на Тропе, но черных не носили. Я открыт, и мне всё открыто. Я закрыт – и мне всё закрыто. Негоже человеку равняться на моллюска. Открой себя другим, среди них нет твоих врагов, и открывшись, ты это увидишь. Открытому жить страшнее, иногда – больнее, но ты сильный не своими черными створками, а своим светом и теплом. Открой, оно того стоит. Ты увидишь планету и людей как они есть – теплыми и несчастными в своих страхах всего неизвестного и непонятного. Откройся, и всё поймешь, и улыбка твоя будет больше любой боли, которую причиняют окружающие. Но и они испытывают боль, один от твоей открытости, другие – от закрытости. Ключом к решению проблемы является интонация, это и речь, и «интонация» самого поведения, сообразная твоей истинной природе. Хочешь знать эту природу – пойми своё детство. Ты был самим собой, и мир еще не научил тебя быть другим, мимикрировать.
А если захочешь в себе, в своей природе что-то изменить, то делай это сразу, до самооткрытия. В самостроительстве и самоперестройке твоя природа может мешать тебе, сопротивляться, пружинить. Прояви настойчивость, при этом упирай не на то, что плохое в тебе плохо, а на то, что хорошее в тебе хорошо. Получи удовольствие от поправок, это лучше, чем вечно ходить с опечатками природы при твоём производстве. А если уж с чем-то справиться не можешь – нагрузи на это непоправимое зло кучу полезного груза, запряги его на трудных этапах пути, пусть работает, а не ждет от тебя милостей. У каждого свой неповторимый путь в изменениях себя. Единых рецептов я не знаю.
Я в раннем детстве был маленько пуглив, даже труслив. Вот на какую тему. Не боясь того, что происходит и не боясь того, что может произойти, я побаивался внезапного неизвестного. Привычку побеждать этот страх вырабатывал сознательно лет в 8-9, когда понял, что это называется «страх». Как только честно назовешь себе свои тёмные пятна, считай, что ты уже наполовину победил.
Со своим Эго всё равно ты будешь бороться всю жизнь, потому просто разберись раз и навсегда – кто из вас служит другому, оно тебе или ты ему. То есть, если ты сумеешь разделять себя на себя желаемого собой и себя собой отрицаемого – ура. Так же можно легче переживать свою физическую боль, существуя с ней в себе отдельно от неё. «Я – точка, боль – точка», – говорил я себе. Мы разные точки, и я всегда в порядке, при любой боли, в любой ситуации. Боль сопутствует мне, но она – не я. Жадность сопутствует мне, но она – не я, страх сопутствует мне, но он – не я. А я – не они.
Можно и как-то еще, найди пути сам. Они есть, если достаточен уровень желания. От него вообще в личности многое зависит. Это не путь самообмана, он потребует реальных волевых усилий, от которых тоже можно получать удовольствие. А от ожидаемого удовольствия зависит и уровень желания. Персонификация, анимация собственных качеств в виде существ часто помогает работать над собой. «Какая упрямая эта Лень, вот ужо настигну её и задам жару».
Беспощадное отношение к себе сделает тебя улыбчивым и самоироничным. Это хорошие ценности в твоей копилке, которую, впрочем, разбивать приходится каждый день, а то и каждый час.