Нет никакой «хитрой схемы» Тропы. Нет и схемы как таковой. Она может быть расположена с натяжкой где-то в сферах мотиваций, где-то ещё – например, в структурных построениях и функциональных особенностях. Я не представляю схемы Тропы. Социо — культуро — природное, — и всё в одну схему? Увольте, это не представимо. Тропа, сделанная «по схеме», не может быть Тропой, это будет инсценировка. Слишком много спонтанного, где отклик на него – личное авторство каждого участника. Авторство, а не исполнительство. Если кто-то может нарисовать схему создания квартета Бородина, зачем тогда квартет и Бородин? Чушь какая-то, не боле. Творить жизнь, а не исполнять ее, – это и пугает любую власть, которая сначала хочет спустить всем утвержденные ею ноты.
Возможна ли Тропа в несвободной стране? Да, как условный изолят – отделенный от социума и защищенный от него в той части, где социум прогибается под власть. Выпьем за умных дирижеров, но тут и они не нужны, – всё происходит само собой, как и должна быть жизнь. Вот родник. Вот костёр. Вот временное пристанище для тела, а бывает ли оно постоянным? Правильно выбирай скаты и растяжки, – и твою палатку не снесёт, по крайней мере, до утра. Без палатки ночевать плохо, крысобелка по имени Соня Полчок всю ночь кидается в тебя сверху всякой мелочью. Лежащий поперек поляны зверь ей не нужен, и она делает всё, чтобы прогнать его. Зверь просыпается, ворчит, ложится рядом на новое место, но Соня достанет его и там, причем: как что-то швырнет, сразу возмущенно чирикает, – уходи, мол. Ну, ухожу. И что? У крысобелки всё как у людей: красивый пушистый хвост, а глянешь спереди – там крысиная морда.
Мелкие грызуны не любят никакого крупного зверя, даже если он пришел просто поспать. Прыгать за ними в ночные кроны деревьев нам не пристало – не та весовая категория. Мы – Большие Псы Побережья, вольные и добродушные, но если надо, покажем свой оскал.
Я умел крикнуть «маленькое собачье слово», это предупреждающий короткий крик зверя, защищающего свое логово и своих детей. Как правило, его хватало, чтобы в ночном лесу наступала тишина. Бывало, расшалятся всякие зверушки, а мои дети пугаются их многочисленных акустических посылов. И тут, чуть набрав воздуха, посылаю я. И – тишина. Детей надо было предупреждать, что я сейчас скажу маленькое собачье слово, иначе этого рычка можно напугаться. Бывало.
Есть еще на случай бесконтрольного встречного движения с большими зверями «веское собачье слово», оно длиннее и раскатистее, но не громче. Все понимают, что я буду защищать каждого своего детеныша до последней капли крови, и не рискуют – сворачивают. Маленьким собачьим словом можно остановить нападение, не дать ему сформироваться. Веское собачье слово поворачивает нападение вспять, опрокидывает его.
Толпу пьяных мужиков, пришедшую ночью 1967 года с колами громить туристов (нас), я останавливал веским собачьим словом, после чего они явно заинтересовались персонально мной и потеряли интерес к палаткам и их обитателям. Ушли они, так и не поняв, что нападали на детей. В темноте все кошки серы, а все туристы при сполохах карманных фонариков – взрослые.
Разнузданные юго-восточные бабники, бывало, открывали охоту на наших взрослых девчонок, но это было всего 2-3 раза за все существование Тропы и всегда кончалось тысячью извинений в нашу сторону. Увидев, что на защиту нашего женского населения встают во весь рост 10-12-летние пацаны, охотники сникали и пытались перевести всё в шутку. Пацаны, однако, бились бы вместе со мной до конца, если бы понадобилось, я ничуть не сомневаюсь.
Видишь, хожу по Тропе, что вспоминаю – пишу тебе. Говорят, никто это прочитать не может, джазовые тексты без опорной логики. А я думаю, что равный – прочтет, а умный и подавно. Я просто ушел от логики шагового искателя. Для меня всё, что пишу, связано между собой, хотя связи эти могут быть непривычными и внезапными. Перечитать не могу, не вижу, что написал – то и есть.