Творить добро легко и приятно, это даже работой не назовешь, как бы трудна и тяжела ни была такая работа. Добро можно делать только по своему внутреннему побуждению, оно не может сотворяться заодно со всеми, или потому что «так положено».
В самом большом почете – физически трудная работа, на нее рвутся все. Без работы никто не останется, если только сам не захочет. Никто не просит причин, не осудит, мало ли почему у человека есть причины не поработать. И никто не спросит – какие это причины.
Лишить работы – значит наказать. Это допустимо, если и группа («круг»), и я согласны. Но если кто-то из нас кладет вето на решение о «разгрузке», её не будет.
Разгруженный не может выполнять никакой работы, во всем остальном все его права сохранены. Его жалеют дежурные и втихаря подсовывают кусок получше. Разгрузка длится от часа до нескольких дней, редко больше четырех. Группа полностью обслужит наказанного, сам он будет только чистить зубы, умываться, кушать. И – развлекаться сколько угодно. Весь невеликий развлекательный инвентарь в его полном распоряжении.
Земля – гостиница для наших душ, вполне командированных. Она размещает их в тех телах, которые умеет и может делать. Индукция, трансляция, проекция. Помнишь?
Порог отзывчивости на Тропе низок, качество отзыва – высоко. Глаза и руки ближнего всегда оказываются с тобой в трудную минуту. Причина – всегдашнее восприятие мира через «чужое» «я», сопереживание, заинтересованность в «чужом» благополучии не меньше, чем в собственном, ансамблевая самоорганизация эмоциональных полей.
Деревья разговаривают друг с другом шелестом листьев, изменением его особенностей. Множество каналов передачи информации существует и в группе помимо прямой речи в ее содержательной текстовой части.
Принято думать, что в каждом человеке сидит прищемленный мародер, что стоит только ослабить зажим, и разнузданная свобода этого мародера захлестнет мир. Это не так. Это справедливо для разобщенных людей, когда результат разобщенности стойко зашкаливает на протяжении долгого времени, отбрасывая человека обратно в животное. Вырастить, сберечь человеческое в человеке – это и есть «вырастить человека».
В нашей «социальной технологии» мы придавали значение внятности границ между разными сегментами сообщества. Границы всегда были внятными, но всегда при этом оставались условными, символическими, игровыми. Например, создаем группу (микрогруппу) под названием «не могу не взять чужое», метим всех «таких» круглой травинкой на левой части подбородка и выпускаем «в мир». Терапевтическая реакция группы на появление в ней такой фракции будет разной, экспериментальной, поисковой. Парадоксальные решения группа будет метить восхищенным смехом. Лешка Шутиков в такой игре на все свои вещи приделал бумажки «здесь нет чужого», «это тоже твоё» и подобное. Липка доказывала, что воровство – это вид терроризма, говорила о безымянном и анонимном зле и ратовала за запреты. Она была очень серьезным человеком и на нас поглядывала снисходительно иронически.
Тогда градус жестокости в стране был еще не так велик, и многие вещи казались невозможными по умолчанию. Умолчание возникало из гражданской этики и культуры, которые веками формировались в сельских и городских человеческих пластах. «Это нельзя делать», «Об этом нельзя думать», «Это нельзя чувствовать» – внутренние запреты, табу, сложившиеся веками и тысячелетиями, еще не встретили своих могильщиков, мечтающих о мониторе в форме замочной скважины.
Одиночное хождение запрещено. Ночной ход за пределам лагеря – только при чрезвычайных обстоятельствах, только с руководителем и никогда не меньше 4-х человек. Это бывает при транспортировке заболевшего или при поисковых работах.
Пару раз, помню, доставляли нужное лекарство из аптечки одного лагеря на другой.
Ночным ходом ходили и к нашему телескопу «Мицар», установленному в альпике, в то время, как лагерь стоял чуть ниже – в лесу.
Запретов на Тропе мало, и соблюдаются они легко, без сожаления, без протеста. Смысл каждого запрета понятен каждому. Нет запретов «на всякий случай» и «как бы чего не вышло». Нет и убитого времени. Нет пустых минут и секунд. Нет пустого ожидания следующего действия, так распространенного в школе, когда говорят:
– Пятый «б», построиться!
И потом все чего-то ждут, бездельничая и скучая. Тут все события идут «в стык», между ними нет унизительных зазоров. При этом переход от одного события к другому происходит легато, не рвется ни ткань жизни, ни личность, что важно для цельности обоих. Цельности, целостности, непрерывности. Эта непрерывность жизни и личности как процесса хорошо и быстро лечит кучу неврозов, связанных с внезапными остановками, осмысление такой непрерывности у меня использует те же мои ресурсы, что видеомонтаж, или режиссура спектакля, или музыкальная импровизация.
Надо заметить, что принудительных соединений времен и событий тоже нет, иногда надо дать/взять паузу, и она тоже становится важным событием в цепи событий.
Когда не разъятый мир принимает в себя не разъятую ткань жизни, нужно уже очень немного для того, чтобы быть здоровым.
Ничто так бездумно не рвет и не крошит жизнь, как школа, особенно – интернат. По сравнению с их разрушительной деятельностью ожидание лифта или автобуса, поезда в метро или хлеба в очереди выглядит невинными игрушками. Город все время рвет жизнь, заставляя человека попадать в ситуацию вынужденного ожидания. Это – самая питательная почва для неврозов, психозов и всякой психосоматики. Особенно – когда торопишься. «Дней порвалась…», «редеет облаков…»…
Непрерывность жизни и личности, естественность чередования событий и самих событий, ровный доброжелательный фон отношений, защищенность, баланс умственной и физической работы, чистота, умеренная пища, солнце, воздух и вода, свобода выбора, свобода совести и воли, – Тропа. Самоопределение, самостояние, самообслуживание, самоуправление. Социокультуро-природная, значит интеллектуальная система.
Начиналось всё с того, что я заметил приближение окончания цикла существования группы и стал думать как продлить ей жизнь. Распад группы начинается постепенно через 2-2,5 года после ее рождения вызреванием внутри крупнозернистых фракционных структур. Это часть группы, которая уже выросла из парадигмы двухлетней давности и теперь готова противопоставить себя тем, кто в ней еще находится. Я подумал, что это естественный процесс, мешать ему не надо, но его надо оформить: пусть уходят с почетом, пользуются уважением, чувствуют себя отцами и матерями подрастающего поколения, но пусть это поколение составляет смысловой костяк группы.
Так, туристская команда 346-й школы стала существовать непрерывно, плавно сменяя состав и оставаясь собой до 2005 года. «Старики» пользовались уважением и почетом, как-то один из них, будучи взрослым, приехал и поднялся на Тропу, поздоровался-обнялся, лёг навзничь у костра и пролежал неподвижно 20 минут, встал, вернув себе свои прежние глаза, поблагодарил, попрощался и уехал обратно за 2000 километров.
Это произвело на текущий состав большое впечатление, о том, как старик Макс приезжал на Тропу на 20 минут, вспоминали несколько лет.