Первый секретарь Туапсинского ГК КПСС товарищ Гробовец в середине 70х объявил нас политическими врагами номер один. Потому, что каждый ребёнок Тропы закрывал собой ствол здорового дерева, незаконно приготовленного к незаконной рубке.
Гробовец не додумался объявить нас тоталитарной сектой, это сделал в только что наступивших 90х московский бард и церковный активист Антон Яржомбек, выступив на большой конференции РПЦ с докладом «Тропа У-ва — тоталитарная секта».
Гробовцов и яржомбеков на нашем пути было немало. Нынче они у власти, плутократия под охраной ГКЧП — их стихия, скоробогатченки всех калибров и мастей — их охрана.
Огромные, величественные грушевые леса в верховьях Небуга уже не вернуть. Распаханы трелёвочными тракторами лона древних посёлков с их очаговыми камнями и близкими родниками. Мутная жижа стекает в реку Небуг и красит когда-то хрустальный Л-образный водопад в коричневый илистый цвет. Этот водопад мелькает в фильме Вячеслава Орехова «Тропа», над водопадом в стороне стоял лагерь, где жили с нами все приехавшие киношники. Там, в основном, и снят фильм. Там же у костра я ворчал на звукооператора за то, что он, привыкший работать в производственных помещениях, цехах и на полевых станах, всё время резко снижал чувствительность микрофона, который начинал чуять только громкие выкрики, а всю палитру звуков горного леса и гомон группы пускал по боку.
Мы оборудовали напротив нашего лагеря и чуть выше его удобную площадку для съёмки длиннофокусными объективами, но оператор фильма всё равно бегал с широкоугольной камерой, не замечать это было трудно — он привык снимать киножурнал «Новости дня».
Орехова вдруг прихватило высокое давление, он стал терять сознание, и мы вызвали спасателей, наших знакомых выросших ребят, которые быстро доставили Славу в больницу в Туапсе. Через два дня мы сидели у костра после обеда. В ручье что-то копошилось и гремело камнями.
— Выдра,
— сказал Тишка.
Из ручья вылез мокрый Слава Орехов, режиссёр-документалист и сказал, чуть заикаясь:
—
Не-е, ребята. Я уже без вас не могу
Он сбежал из больницы, съёмки продолжились.
До города было двадцать семь километров, дорог в верховьях Небуга не было.
— Б… б… без вас как-то не так,
— сказал Орехов, сохнущий у костра, и эта фраза запомнилась, осела вместе с её трудным «б» в лексиконе Тропы, передаваясь из поколения в поколение. Время поколения на Тропе — 3-4 года.
В 90-м приезжали телевизионщики из передачи «До 16-ти и старше», снимали дома, потом приехали ещё раз — уже в экспедицию, но до верхних лагерей не добрались, ограничились съёмками на Базовом.
Передача оказалась довольно точной по интонации. Мне рассказывали, как на следующее утро на ТВ прозвучал «звонок сверху» и авторам передачи сильно попало, а саму передачу велено было стереть и никогда больше не показывать. Так и сделали, но неизвестный молодой лаборант в студии снял себе VHS–копию понравившейся передачи. Благодаря ему можно смотреть – что показало про нас в 90-м году ЦТ.
В передаче были использованы и кадры Ореховского фильма «Тропа» (ЦСДФ, 1988).
Грызловы, гробовцы и яржомбеки на время притихли и взяли реванш только в 91-м, когда мы разбились на отвилке майкопского шоссе.
Родители погибших ребят писали во все инстанции, что в память о погибших членах пусковой группы и самых юных специалистов по восстановлению личности сверстников надо обязательно продолжить.
Но — 91й год. Ушёл в небытие СССР, а с ним и Советский Детский фонд им. В. И. Ленина, который финансировал строительство ЦВИРЛ. Южный Базовый растащили для домашнего хозяйства многочисленные умельцы из окрестных сёл; наш КАМаЗ, выдержавший падение с 10 метров в камни и оставшийся на ходу, угодил в семейный подряд к Ире П(…), а мне, лежачему, сообщили, что Тропа опять собралась, и все спрашивают – какого июня заброска. Это было немыслимо, но реально происходило. Нужно было принимать решение, но оказалось, что его за меня уже приняли. Я мог только или подчиниться, или бросить всё и всех и уйти.
— Поеду на Грушинский, – сказал я Тропе. – Кто хочет, — присоединяйтесь.
Присоединилось человек тридцать. Пришлось мне прервать на 17й день голодовку, которую объявил с требованиями опровержений и извинений перед нами в СМИ.
На Грушинском поставились посредине, на поляне и никак не огораживались. Все могли спокойно гулять через нас, утаскивать любого в кусты или к себе и расспрашивать, как мы живём.
Через три дня возле наших палаток и выше их громоздилась гора консервов — все знали, что мы опять едем делать тропу, дядя Саша Дулов вытащил меня на какой-то помост, перед которым было много людей, и я впервые после долгого молчания спел песенку. Она была про Золотого Мотылька.
Консервы на Тропе быстро съели, но Ролан Быков переслал нам много больших банок с соевым концентратом — подарок швейцарского правительства больницам и тюрьмам, и мы готовили из этой муки обеды, пекли хлеб, а сами банки были густо использованы при строительстве под осевой линией хребта бревенчатого «Приюта Шести». В автокатастрофе погибли шестеро ребят — будущих специалистов ЦВИРЛа.