А. В. Суворов. «Философия процесса или Педагогика Тропы»
(12)
Почему тут происходит прежде всего становление личности, а не просто профессионала того или иного профиля, или вообще «профессионального бездельника»? Почему после Тропы ребята остаются личностями, не возвращаются в прежнее состояние обслуживаемых объектов воздействия?
Или, как в письме ко мне сформулировал сам Устинов: «Почему Тропа быстро и надёжно залечивает душевные раны, вызванные жестоким обращением, насилием по отношению к ребёнку?» Но тут для меня нет вопроса: потому, что создаёт условия для личностного роста. Личностный рост — результат терапии, одновременно — гарант её надёжности. Однажды почувствовав себя личностью, в прежнее состояние вернуть себя без боя не дашь… А вот почему же всё-таки происходит личностный рост?
Корчак бы ответил: потому что ребята живут уже прямо сейчас, а не когда-то будут жить. Этим же коротким словечком «жизнь» на подобный вопрос, заданный мною ещё в мае, ответил и Устинов.
Почему же обязательно горы? Разве невозможна столь эффективная совместная жизнь в других географических условиях?
«Потому что трудно, — отвечал мне уже на Тропе Устинов, — и слишком очевидна необходимость взаимопомощи».
А следовательно, — домысливаю, — и необходимость человечности, нравственности, доброты, взаимопонимания. Это «желательно» всегда, но слишком часто без этого можно оказывается обойтись, это оказывается роскошью, а не жёсткой необходимостью… Как при общении с физическим инвалидом, так и в горах быть человеком оказывается делом выживания всех. Либо все вскарабкаемся, либо все — сползём. Особым образом организованное «взаимодействие детей и детских сообществ» (формулировка в кавычках — из проекта «Доктор Лес»). Каким особым? Человечным. И не искусственно организованное, а единственно возможное «взаимодействие». В условиях «активного туризма» не похорохоришься, не попритворяешься человеком. Это в искусственных условиях «асфальто-бетонной педагогики» можно отложить человеческое становление на потом. «Стань человеком» — когда-нибудь… А тут — «будь человеком» прямо сейчас, немедленно.
Забери рюкзак у обессилевшего. Поддержи начавшего падать. Бросайся на крик — вдруг это зов на помощь, вдруг кому-то плохо?
Один раз я со стоном потянулся в палатке, сладко зевая: «Ой, мама…» Тут же сбежались ребята: подобные звуки у них означают зов на помощь… А я просто устраивался поудобнее на отдых.
Прошёл дождь, грунт скользкий, надо бы умыться, но к речке не спустишься по такому грунту… Придётся подождать, пока солнышко высушит… А десятилетний мальчик извиняется передо мной за оплошность Господа Бога: «Извини пожалуйста, нет воды, только грязная, дождевая»… И сколько ещё раз ребята _ИЗВИНЯЛИСЬ_ передо мной за то, что от них совершенно не зависит! Вот он в действии, знаменитый принцип: «Я отвечаю за всё».
И моя физическая беспомощность — повод для человечного творчества, для изобретения способов наиболее безопасно провести меня по горам. Понаблюдали — и додумались: надо не обступать меня кучей со всех сторон, путаясь под ногами, а дать грудную обвязку, к ней привязать верёвку, другой конец — к длинной жердине. Двое несут эту жердину, я на неё опираюсь, заодно ориентируюсь, куда повернуть, подниматься или опускаться. Третий на подхвате: если всё же начну скользить, упасть не даст. Таким образом я спустился с гор за один день по куда более длинному маршруту, чем тот, по которому за месяц до того карабкался в горы — три дня…
Социо-культуро-природная терапия. Взаимопомощь в условиях, где только так и можно, иначе — никак. И никакого торга, кто кому что обязан. Надо помочь — и всё тут, бросай все дела, помоги, потом можешь к делам вернуться. И это касается каждого. От самого сильного до самого слабого. Все равны — перед необходимостью помогать друг другу.
Потому и захочешь, а не очень-то покомплексуешь, что от тебя толку мало… Сейчас тебя подхватили на скользком (после дождя) горном склоне, а в более сложной ситуации, требующей не промахнуться в нравственном выборе, требующей совести, — ты поможешь выбрать правильно, не дашь поскользнуться на кривой дорожке в обход совести…
Физическая слепоглухота — это одна из самых глубоких форм сенсорной депривации. Слепоглухому надо объяснять всё, даже то, что и в голову не придёт объяснять зрячеслышащему — само собой ведь понятно. В проекте «Доктор Лес» упоминается особый механизм оповещения — я бы назвал, детский беспроволочный телеграф. Когда информация от своего ровесника достовернее как-то, авторитетнее, чем от взрослого. Меня дети подключили к этому своему «телеграфу». Процентов девяносто пять (минимум!) всей текущей информации на Тропе я получал от ребят. Со взрослыми общался мало — не потому, что они бы не стали, а потому, что не хотел им мешать, отвлекать их… Тот или иной ребёнок около меня всегда, можно спросить его. Если он не может сам ответить — сб’егает и узнает для меня. Сколько раз, сидя с кем-нибудь из ребят в своей палатке, я замечал, как, прежде чем ответить на какой-то мой вопрос, мальчик из палатки выглядывал и явно спрашивал тех, что у костра метрах в пяти… А затем передавал мне полученный ответ. При этом, как заметил один из старших ребят, с пятилетним стажем на Тропе, передававший новичкам её традиции, — узнавая ответы на мои вопросы, ребята сами зачастую впервые над этими вопросами задумывались. Иными словами, я невольно стимулировал формирование у них рефлексии…
«Эффект социо-природной терапии достигается комплексными средствами: особо расположенные, связанные между собой и кочующие по полигону туристские трудовые лагеря определяют поливариантную основу для различных видов деятельности педагогов, психологов и детей и позволяют максимально точно выбирать средства решения как индивидуальных задач, так и задач коллективной деятельности» (проект «Доктор Лес»).
Это был едва ли не первый мой вопрос — почему не все в одном большом палаточном лагере, а в нескольких маленьких? Познав крутизну иных склонов, я позже думал, что большой лагерь, пожалуй, особо и негде разместить… Но дело не в этом, или, во всяком случае, меньше всего в этом.
А дело в том, что _ЧЕРЕСЧУР МНОГОЧИСЛЕННЫЙ_ «социо-культуро-природный организм», как бы поточнее выразиться, _НЕЭФФЕКТИВЕН, НЕЖИЗНЕСПОСОБЕН_.
Устинов, отвечая в одном из своих педагогических эссе на «вроде законный вопрос: Ну, настроишься на одного, а как же остальные?», пишет: «Меня хватало так: непосредственная двухсторонняя связь с тремя, в это время прослушиваются ещё трое, в это время подразумеваются по прогнозу и дискретно контролируются ещё четверо, итого — десять».
Давая в 1990 году интервью журналу «Ступени», он говорит, имея в виду масштаб личности в группе: «Ребёнок тонет даже в самом хорошем детдоме, потому что там 128 человек. Не может быть 128 человек! Не может быть! Как не может быть 39 человек в классе. Это уже неповоротливая структура, с ней уже ничего нельзя сделать. 12, ну предел 18! Не может быть больше! Никогда я не видел больше!..» (Обе цитаты из книги: Юрий Устинов. Золотой мотылёк. Петрозаводск, 1998.)
Я незаметно для себя смешал эти две разные проблемы — одновременный охват вниманием и масштаб личности в группе, — и «вывел», что оптимальная для личностного роста численность группы — десять человек. Но когда этот вопрос возник в нашей с Юрием Михайловичем переписке, всплыло обстоятельство, ни разу до того не всплывавшее ни в наших беседах на эту тему, ни в известных мне публикациях Устинова. Цитирую уточнение полностью:
«Не-ет, батенька. У меня тут целая теория, в основе которой «Закон Неисключённого Третьего» забытого русского философа Голосовкера. Схемы взаимоотношений (связка, она же — противоречие) обычно строятся из двух кружочков: человек и природа, он и она, учитель и ученик. Если присутствует третий кружочек, то тогда каждый третий (а Третий — _КАЖДЫЙ_) может разрешать противоречия между двумя другими синтезом». (Очень похоже на знаменитую гегелевскую логическую триаду: тезис — антитезис — синтез, в котором противоречие снимается. — А.С.) «Естественно, — продолжает Устинов, — это всё, как и остальное, явилось из реальной жизни, а уже потом было осмыслено. Две тройки соединяет, став для них кружочком — синтезатором, СЕДЬМОЙ, а две семёрки — ПЯТНАДЦАТЫЙ. Больше 15-ти — не масштаб, человек потеряется. Но — не о 10-ти речь, о 15-ти, для меня это важно». (Для меня-то, в условиях слепоглухоты, оптимальна тройка, дальше я теряюсь. Не случайно и учебная группа в Сергиево-Посадском Центре, где я сам учился, состояла из трёх учеников.)
Почему? потому что дальше — масса, толпа, в которой личность теряется. И, следовательно, замедляется, становится проблематичным, личностный рост. Возникает эффект последней спицы в колеснице (это мой, не устиновский, образ). На одном полюсе. А на другом — синдром лидера (о, куда бы подальше отослать всю эту проблему лидерства, все эти бесчисленные тесты на лидерство — читай: на личностную полноценность, по сути!). Кто не лидер, тот, что ли, второго и десятого сорта… И это неизбежно, когда нас _СЛИШКОМ МНОГО_. Неизбежно одни чувствуют себя последними спицами в колеснице, а другие — вождями, фюрерами, «лидерами», чёрт возьми! А «психологи» доброжелательно классифицируют: вот лидер демократического типа, это карашо, а вот — авторитарный лидер, не ошинь карашо, но иногда сойдёт, для некоторых экстремальных условий… Так и растёт «научно обоснованный» фашизм из всех трещин. А как не быть трещинам, когда нас слишком много?
При оптимальном количественном составе можно видеть каждого — и нарочно не видеть, если не надо. Каждого видно настолько хорошо, что видно даже, чего _НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ВИДНО_. Потому что каждый человек имеет право на тайну. На нечто только своё. Иначе — опять же фашизм, хорошо описанный в романе Е. Замятина «Мы». Там описан город, где все живут в комнатах с прозрачными стенами, и только на время полового акта (специально разрешённого особым учреждением) можно опускать шторы на прозрачных стенах…
На Тропу иной раз съезжалось, со всего Советского Союза, несколько сотен человек. Вдоль тропы строилась цепочка маленьких палаточных лагерей. И в каждом — желательно — не более восемнадцати человек, вместе со взрослыми. Лучше меньше. И каждый такой маленький лагерёк — вполне жизнеспособный «социо-культуро-природный организм». В котором только и возможна какая бы то ни было «социо-культуро-природная терапия».
Состав маленьких лагерей текучий. В каждом лагере есть некий постоянный костяк, немногочисленный, вокруг которого «текут» остальные. Нет, не каждый день. Какое-то время состав застывший, один и тот же — недельку, две, ну три, это уже очень много… Потом начинается, как называет это Устинов, «ротация». Часть ребят из одного лагеря переходит в другие, а оттуда — сюда.
Лагеря связаны между собой полевым телефоном. Доступным и ребятам, конечно. А ещё «челноки» — из лагеря в лагерь сновали группки ребят, — у Макаренко это называлось бы «сводный отряд», — обеспечивавшие грузооборот между лагерями — распределение продуктов, рюкзаков, спальников, палаток, инструментов… И обмен самой достоверной (самой авторитетной для ребят, как сказано в проекте «Доктор Лес») информацией. Ко мне не раз подходили участники таких «челноков» из других лагерей. Так что я, в общем, хоть по именам знал почти всех, не только в своём лагере. Тем более, что многие из тех, кто сейчас в другом лагере, раньше этак с недельку или дней десять жили в одном со мной лагере.
Социо-культуро-природные организмы в каждом лагере складывались, конечно, разные. Это ведь прежде всего от личностного состава зависит, если нет казармы с её культом лидеров и «дедовщиной» как неизбежным следствием этого культа. При условии ротации — вот и возможность выбора наиболее подходящего для себя «социо-культуро-природного организма». Та самая «поливариантность», упоминаемая в приведённой цитате из проекта «Доктор Лес». Кстати, продолжу её.
«Природосообразность лесной жизни, удалённость и защищённость от травмирующей среды, дружелюбное, доброе отношение окружающих, перспектива оказания помощи сверстникам в составе выбранного и желаемого коллектива дополняют процесс реабилитации, оздоровления ребёнка, причём термин «оздоровление» следует в данном случае воспринимать в широком контексте».
Не столько физическое, сколько душевное оздоровление. Ну, это само собой. Меня в приведённой фразе куда больше интересует термин «природосообразность». Контекст его понимания тоже можно расширить, да ещё как. И как ни «природосообразна» сама по себе «лесная жизнь», на первое место выдвигается тогда (при расширительном толковании) «сообразность» каждой личности самой себе. Своей собственной природе, то бишь сущности. И ещё — «сообразность» «социо-культуро-природного организма» природе, сущности человеческой общности вообще. Человеческой — то есть человечной. Создаются или как бы сами собой возникают условия, сообразные человечной сущности (природе) каждого ребёнка и каждого детского сообщества в каждом маленьком лагере.
«Природосообразность» — в смысле: сообразность природе человечности. И глубоко прав оказывается тот мальчик из очерка Мариничевой «Вестники Рассвета», который назвал условия Тропы… тепличными. Тут кругом друзья, тут условия, сообразные моей природе как человека, а в городе что? Сидеть, отвернувшись к окну, ни с кем не разговаривать?..
В том-то и горе, что в городе нет или, точнее, мало той самой «природосообразности» человеческих — человечных — очеловечивающих — не позволяющих обесчеловечиваться — условий. Тот социальный бардак, из которого мы ненадолго уходим на Тропу — обесчеловечивает. Он сообразен не нашей человеческой природе, а только самому себе — природе социальных джунглей.
Философия давным-давно уже назвала такую сообразность какой угодно, чьей угодно, только не человеческой, не человечной, не нравственной природе — отчуждением. Когда всё человеческое чуждо, и человек теряет, а чаще никогда не обретает, самого себя.
Устинов мне так и говорил: ребята на Тропе находят самих себя, себя — настоящих.
Продолжение следует.