Начинать нравственную реабилитацию России надо с детей, но – осторожно, чтобы не противопоставить поколение отцов и детей. Второй этап – воспитание будущих родителей с их младых ногтей, потом они воспитывают своих детей уже в принятой ими философии, но и внуки не должны воевать с дедами. Возможны варианты, они обогатят простую схему из трех поколений и дадут необходимую поливариантность, поле выбора.
На Тропе никакие идеи не отвергались, их просто развивали до абсурда и смотрели, что получится. Чаще всего было смешно, но иногда глубоко задумывались, стремясь осмыслить предложенное, и находили в нем нужное и даже необходимое, упущенное и незамеченное ранее. Идеи не делились на большие и маленькие, они были идеями и могли касаться как кухонных приспособлений, так и космических или общечеловеческих тем. Тот, у кого была идея, которую он связно изложил, мог стать героем вечера или персонажем тропейного фольклора.
Тропа никогда не смеялась НАД кем-то. Только вместе с ним, с автором весёлой идеи, которая получила при коллективном обсуждении такое роскошное продолжение.
Смех на Тропе возникал загадочно, иногда без всякой причины, как и знаменитые «круги», где было достаточно собраться втроем нечаянно, положить друг другу руки на плечи и почувствовать особое удовольствие от этой общности, – вмиг такой круг притягивал и принимал в себя четвертого, пятого и так далее. Смотрели в глаза, улыбались, иногда смеялись «без причины». Особенно интересно было смотреть на действия-взаимодействия нескольких возникших кругов, многое осталось для меня непонятным, но безусловно существующим. Какая прана циркулировала по этим кругам? Откуда вдруг бралось состояние общности, защищенности и доверия? Не знаю. Таких загадок Тропа оставила много, разгадывай, если хочешь.
Если на каком-то месте круг затевали часто, то вскоре на нём вырастала особенно сочная зеленая трава и особенно яркие цветы. Когда я в первый раз увидел это, то почему-то подумал о том, как сводят бородавки, обвязывая их у основания шелковой нитью. Ночью это место казалось светлее, такой же сребристый свет помечал уже сделанные нами тропы. Он был задиристо-весёлым, бесшабашным, этот серебристый цвет. И он был виден с закрытыми глазами, постепенно – за несколько секунд – исчезая из зрительного поля. При легком нажатии на один глаз (так проверяют изображение на подлинность) он не двоился. Никакого ощущения мистики не было. Свет казался обыденным, повседневным, никто из тропяных ему не удивлялся. В серебристом оттенке меркли остальные цвета, и путь, и круг казались сюжетом черно-белого кино, точнее – серебристо-серого. Такого же цвета огромная небесная полупрозрачная сфера накрыла нас в Алтубинале, и у всех вмиг появилась уверенность, что тропа получится. Так и случилось.
Как и в жизни, на Тропе всегда есть впереди неизвестные, сложные для прохождения узлы. Сложны они и для проведения по ним тропы. Тревога стучит в груди вместе с сердцем в разведках. Восемнадцать раз можно «причесывать» один и тот же узел и только в девятнадцатой разведке найти проход. Вот праздник-то! Вернемся на лагерь усталые и счастливые и попа́даем спать после большой кружки горячего чая.
Во сне у многих ноги продолжают идти, а руки хватаются за помощью попутных стеблей, помогающих сохранять равновесие на крутых заросших склонах.
Теперь дело за маркировщиками. Карточками от ЭВМ, перфокартами, они нарисуют тропу прямо на местности, по их меткам пройдет первая сквозная чистка. Потом – пасовка, пасование с тропы 
крупных препятствий, потом – работа по грунту, комбайн пильщиков и секачей с ножовками и секаторами. Предпоследними пойдут тяжелые пильщики с двуручкой и пропилят широкие ходы в поперечно лежащих стволах, а последними – нулевщики, сводящие к нулю любые препятствия, даже самые мелкие. Они поправят и все дренажи, которые не дадут скапливаться на тропе дождевой и талой воде. Потом – ходим по ней, обсуждаем все ее участки, иногда – что-то поправляем.</>
Смех смехом, но обычное состояние лица в покое – улыбка. Она похожа на улыбку дельфина, улыбку Гагарина. Тропа живет в состоянии улыбки. Это не мешает каждому вовремя быть серьезным или погрустить. Улыбка снова вернется к нему, она – обычное состояние. Не та, которая «рот до ушей», а та, которая располагает к человеку и открывает пути к нему. Благожелательность в ее происхождении, открытость, искренность и душевное тепло. «Улыбайтесь, господа»?
Чтобы погрустить в уединении, есть сотни уголков. Одно важно: если ты уходишь из поля видимости – предупреди об этом. Покажи направление, по которому ты отходишь, возьми контрольное время. А если ты грустишь не отходя – никто не будет приставать к тебе, все понимают, что бывает время, когда нужно побыть одному. Твоё уединение никто не нарушит, все будут охранять его от случайных вторжений.
Достаточно сесть в костровом круге спиной к костру, чтобы определить свой статус. Можно побыть наедине с костром лицом к нему – твое желание группа исполнит, но – скажи о нём. Все понимают, что быть с собой наедине – очень важная работа. Закончив её, ты можешь подойти к любому, и он будет рад тебе, рад твоему возвращению.
Только правила безопасности могут иногда ограничивать тебя в твоем поведении, больше ничто и никто. Ты – хозяин своего поведения, как и любой другой на Тропе. У тебя нет начальников, если это не чрезвычайная ситуация, единственный начальник тебе – ты сам.
Так начинают работать глубинные механизмы саморегуляции, самоопределения, самостояния.
«Над пропастью во ржи» — место руководителя, да и называться он должен как-то по-другому. Независимость – мать ответственности.
Да, часто сначала надо потерпеть, но потом всё встанет на свои места, и у тебя будут друзья, а не подчинённые. С настоящей тропяной улыбкой, которую невозможно подделать – она не только на лице, она в каждой клетке организма, в каждом его движении, в его запахе и звуке.
Сними с такого ботинки, поставь, и они будут улыбаться от имени своего хозяина.